В России не знают, что такое легкая атлетика

Двадцатисемилетний серебряный чемпион мира по прыжкам в высоту Алексей Дмитрик рассуждает о том, как заинтересовать детей спортом и популяризировать легкую атлетику.

Когда в июле 2011 года на Чемпионате России далеко не фаворит Алексей Дмитрик прыгнул выше всех — 2,36, для многих это стало абсолютной неожиданностью. Однако еще в 2009 году спортсмен получил серебряную награду на чемпионате Европы в помещении. Чтобы добиться уважения в сборной, Леше понадобилось взять «серебро» и на Чемпионате мира, проиграв американцу Джессе Уильямсу только по числу попыток.

Сидя в маленькой квартирке спортсмена на проспекте Большевиков, мы пытаемся разобраться, чего стоит спортивная карьера в современной России.

Дети и компьютеры

— Ты начинал тренироваться в Сланцах. Почему ты стал заниматься спортом?

— А чем еще было заняться? В пять лет я пошел в спортивную школу, на гимнастику. Годик потренировался, потом заболел и убежал оттуда. На шахматы походил года два. А с восьми лет пришел в легкую атлетику. Вообще берут с девяти во всех спортшколах, но тренер был друг семьи и меня взяли «по блату». Естественно, изначально у меня не было первых мест. Я был догоняющим. Но старался, тренировался. Занимался всем, кроме прыжков с шестом — у нас условия не позволяли. В среднем возрасте, в 14 лет, я совмещал прыжки в длину и высоту. Потом из–за травмы решил оставить только высоту.

— Не было желания забросить?

— Мне хотелось тренироваться. У меня ни одной тренировки не было пропущено за всю карьеру из–за нежелания или усталости. Только по болезни. У нас спортшкола была в десяти минутах ходьбы, мне никуда ехать не надо было. Для маленького городка, я считаю, спортшкола была большая. Много секций, зал отдельный. Нам выдавали экипировку, возили везде. Сейчас, когда я приезжаю в Сланцы, всё совершенно по–другому. Видимо, детям неинтересно стало.

— Почему?

Во–первых, мало соревнований, особенно выездных. У города возможностей нет. На крупные соревнования ещё выезжают, на мелкие — очень редко. Во–вторых, не поддерживают спорт. Сейчас в Сланцах хорошо развивается только спортивная аэробика. Многие ребята занимаются, ездят на соревнования. Девчонки маленькие уже катаются на Чемпионат мира, Европы. Наверное, это единственное, что осталось, что движется вперед. Всё остальное начинает потихоньку отмирать. В–третьих, появилось много других занятий: компьютеры, телевизоры. У меня не было вот этих приставок,— Леша вертит в руках игрушку своей четырехлетней дочери Алисы.— Всякие плейстейшены появились уже в моем подростковом возрасте. Сейчас у каждого есть телефон, интернет: он может залезть поиграть. Съездить на бесплатном автобусе до Меги — там поиграть, походить по магазинам. Кому нужны тренировки? Многие только начинают, сразу — «ой что–то у меня ноги заболели, не хочу больше тренироваться». Но при этом спрашивают, когда соревнования. Они не понимают, что хоть до соревнований еще далеко, нужно тренироваться. Считают, что и так всё сделают. В данный момент я даже не представляю, как их собирать, как заманивать…

Леша задумывается. В соседней комнате прыгает и что–то кричит Алиса: хоть у нее и есть компьютерные игрушки, желания двигаться они не отобьют. Я думаю, что все–таки влияние родителей посильнее духа времени.

— Возможно, у нас вообще большинство людей не понимают спорт,— говорю я вслух.— Думают, что это вредит здоровью. Пытаются ребенка другим занять.

— Мне еще повезло с родителями. А многие запрещают заниматься спортом в качестве наказания. «Плохо учишься — сиди дома». У детей вроде и было желание, но родители не отпускают. Это большая ошибка. Еще есть мнение, что до 14 лет тренируешься, потом начинается принятие химии. Люди говорят, что боятся за своего ребенка. И как им объяснить, что спорт не только на таблетках! Конечно, какие–то витамины поддерживающие, пищевые добавки необходимы. Без этого вообще никак. Но думать, что детей заставляют употреблять допинг, смешно. Никто не дает детям анаболические стероиды — раздует его, из девочки в мальчика превратит.

— Может, в Питере этого и нет, но я слышала от тренирующихся девчонок из Иркутска, что некоторым пытались давать допинг в 14 — 15 лет: они бежали только по КМС.

— Я не спорю, и такое может быть. Возможно, это связано с тем, что начали поощрять детей за выступления премиями, стипендиями. Жизнь не совсем у нас легкая, и чтобы хоть какую–то копейку поймать, нужно приложить усилия. Есть тренеры, которые против этого, а есть одобряющие, применяющие… Это такая каша. Кто делает, кто не делает — никогда ничего не поймешь пока сам там не потренируешься.

Молодежь и реклама

— Сейчас самый большой провал по молодежи,— утверждает Леша.— Косяк, который был в девяностые годы. Сейчас по высоте, например, у нас идут спортсмены 1983–86 годов рождения, дальше уже никого.

— То есть, сейчас результаты будут падать и падать?

— Скоро многие спортсмены закончат карьеру уже по возрасту. Кто–то по мерерождения детей,— за спиной Леши его жена Катя, двухкратная чемпионка мира в супермногоборье, смеется и показывает на себя.— Да, у каждого свои задачи,— замечая её, театрально повышает голос Леша.— Хотя сейчас Чемпионат мира показал, что у нас всё хорошо и замечательно. А я бы не сказал, что Чемпионат мира от Олимпийских Игр сильно отличается. Разве только статусом. Сейчас на Чемпионате мира было 212 стран. А в мире их и так всего…— Леша оборачивается к Кате,— У тебя два высших образования, сколько всего у нас в мире стран? — Катя пожимает плечами. Леша переводит взгляд на нас ипоясняет.— Я же так высшее и не получил. Поступил в Питере в училище, проучился там пять лет, не закончил. Больше чем полгода отнимают сборы, соревнования. Первый год я как–то держался. А на второй год нужно было ехать на другие сборы, всероссийские. И учёба ушла потихоньку на второй план. Не успевал. Меня оставляли на первом курсе, на втором курсе два раза оставляли. И на третьем курсе я забрал документы. Сейчас поступил в Лесгафта.

— В общем, практически весь мир,— возвращается он к теме разговора.— И раз «у нас всё хорошо» — все расслабятся. Это неправильно. Я помню, в девяностые годах вообще не набирали в школах спортсменов. Сейчас легкоатлеты 1992 года переходит в молодежку — их там три человека. Вот и идет наш хвост. Помогают только взрослым, именитым спортсменам.

— В такой ситуации есть какой–то шанс замотивировать людей остаться в спорте? Что делать?

Леша разводит руками:

— Я не беру весь спорт. Очень много сейчас секций футбольных, тхэквандо, бокс, единоборства. Все это платно. А легкая атлетика предлагается бесплатно. Занимайся, пожалуйста. Стань бесплатно Чемпионом мира. Но никому это не надо. Люди тоже не глупые. Они рассчитывают, что если их дети выбьются куда–то в том же футболе, они станут обеспеченными людьми. А в легкой атлетике…— Чемпион России тяжело вздыхает.— Я вот так и не понял, обеспеченный я человек или нет. Мне казалось, я сделал все, чтобы мне помогли, чтобы меня зауважали, но как–то этого не ощутил. Вот вам, пожалуйста, серебро на Чемпионате мира. Если бы наши футболисты стали вторыми на Чемпионате мира, тут бы каждая квартира звенела, гудела, все бы стекла повыбивали. Потому что это сенсация. Всех футболистов в лицо знают. А в легкой атлетике не знают почти никого, кроме, наверное, Елены Исинбаевой.

— А почему ее рекламируют?

— Ну, человек заслужил все–таки. 27 мировых рекордов, новый вид спорта. Где–то попала в волну.

— Получается, легкая атлетика у нас не котируется?

— У нас просто нет так таковой пропаганды. Я бываю во многих странах. В Швеции, например, спортсмена моего уровня все знают в лицо. Любой житель города может показать, где его дом, где он пробежки делает. Они его почитают. Во многих странах спортсмены — кумиры людей. Люди знают человека, который защищает честь страны. Все стадионы, на которых проходят соревнования, за границей забиты. То есть, людям интересен не только футбол, но и легкая атлетика. И другие виды спорта.

Почему–то в России считается, что легкая атлетика — это незрелищно.

— Да, у нас даже на Чемпионате России зрители — в основном тренеры и дети. Хорошо, что хоть дети приходят — может, тоже захотят тренироваться. А если посмотреть Первенство Санкт–Петербурга — вообще можно ужаснуться. Все болельщики вмещаются на один вираж. Тренеров больше, чем зрителей. В нашей стране просто никто не представляет, что такое легкая атлетика. Почему бы нам не найти спонсоров? Вот в Москве есть клуб «Луч». Ездят на соревнования, представляют Россию. Мы предлагали «Зениту» сделать клуб по легкой атлетике. Нам ответили, что это убыточно, а денег нет.

— Почему? В других же странах не убыточно?

— Конечно. Есть клуб «Барселона», например. Многие футбольные клубы поддерживают легкую атлетику. Я не говорю, что за границей все хорошие. Там тоже у всех свои тараканы. Кажется, что они добрые и улыбчивые — на самом деле они тебя съедят. Но там всё делается для людей, для спорта. У нас как будто против спорта.

— Почему?

— Наверное, проще сделать массовые общественные мероприятия, какой–нибудь «Золотой огонек» на площади, и собрать с этого деньги. А в легкую атлетику ты вкладываешь — а взамен ничего не получаешь. Никто это не оплачивает. Там такая каша — я туда влезать я даже не хочу,— снова повторяет Дмитрик. Но тем не менее продолжает искать ответ:

— Опять же почему у нас дети не хотят заниматься? Тот же футбол-футбол–футбол. Папа хочет, чтобы сына по телику показали — пусть идет в футбол. А что легкая атлетика? Показывают только чемпионат мира, чемпионат Европы и, дай бог, бриллиантовую лигу покажут. Чемпионат России — с горем пополам. Вот, пожалуйста, и ответ — нет рекламы.

— Получается, все взаимосвязано: если будет реклама, будут приходить на соревнования, будут платить деньги, будут деньги и будет всё развиваться? — хватаюсь я за спасительную нитку.

— Естественно. Конечно, это будет не сразу. Если завтра напишут здесь, на проспекте Большевиков, «Легкая атлетика — это самый лучший вид спорта», все сразу не побегут заниматься. Но надо же с чего–то начинать.

— Должна быть селекционная работа, нужно просматривать всех.

— Опять же сейчас из–за порядка переквалификации тренеров легче тренировать десять кандидатов, чем одного международника. И у тренеров нет уже никакого интереса пойти в школу и набрать новичков. Так делают очень немногие. Большинству главное удобство.

Взрослые и деньги

О будущем прыгун говорит с неохотой.

— Я сам еще ничего не знаю. Пока мне хочется как можно дольше продлевать спортивную карьеру. Просто я не представляю, что делать после. Конечно, можно пойти работать тренером. Но с кем?

— У них зарплата–то…

— Да. Семь тысяч рублей. Конечно, мне бы хотелось передать набранный за 19 лет опыт, но жить ведь на что–то надо.

— За границу уехать не предлагают?

— Пока нет. Может, к концу карьеры какие–то предложения будут. Может быть, действительно там лучше. Можно чувствовать себя увереннее, отношение людей немножко другое. Раз пришел тренироваться — значит тренируйся. Им это интересно, опять же потому, что это разрекламировано, есть возможность куда–то попасть. У нас же — хехей! Лотерея. Может, и попадешь, а может, и нет. Зачем тогда напрягаться? Лучше посидеть. Работать директором в банке.

— Или бизнес открыть.

— Конечно, спорт — это не идеал. Каждому свое. Опять же, не все мы будем олигархами, не все — иметь свою бензоколонку. Это единицы, а тебе нужно творить что–то своё. Очень многие попадают в тяжелую экономическую ситуацию. Нужно иметь какой–то достаток. Родители же не будут тебя тянуть. Для парней это особенно серьезно. Когда я приехал в Питер, у нас была группа шесть человек. Все были одинаковые по уровню. В итоге в спорте остался один я. Остальные работают. Юношеский спорт не поддерживают совсем. Даже критерии сейчас разрабатывают по возрасту: лет в 16 ты уже должен быть мастером. Наша система давит людей. Главное — отчетность. Нет призов? — До свидания. Каждые полгода ты должен подтверждать свою квалификацию. Гибкости никакой.

—Ты приехал после Чемпионата мира. И как к этому отнеслись чиновники?

— Ну, меня поздравили… — Леша достает с полки дощечку «Серебряному призеру мира». — Это очень красиво, конечно. Может, в туалете ее повесить, не знаю еще.

— И все?

— Пообещали еще выдать премию. За Чемпионат Европы дали, по–моему, 15 тысяч рублей. Это большие деньги, конечно, нужно мешок купить, чтобы их забрать… А вообще, начнем с того, что победитель олимпийских игр получает всего один миллион рублей. Ничего же не купишь на них.

— А коммерческие старты?

— Сейчас сложно стало. Все стали ссылаться на кризис. Раньше платили за то, что ты просто приедешь. А сейчас — только за призы.

Рассуждения действующего Чемпиона России действуют удручающе. Зачем прыгать выше головы, если наверху все равно ничего нет?

— Нет там чего–то интересного,— мрачно говорит Леша.— Если я сейчас приду в какой–нибудь московский район и скажу: «Я Алексей Дмитрик», меня никто не узнает, а еще и по морде дадут. Мне, конечно, не нужно особой славы, но обидно все–таки.

— Я думаю, Усейна Болта бы и здесь узнали.

— Болта — да,— улыбается Алексей.

07 ноября 2011 UNI.ru
Соня Дурынина, Лена Пшенникова

Tweet