Андрей Зимин: "Семнадцать лет как семнадцать мгновений"

В списке погибших значится и вот уже сколько лет бессменный врач команды Андрей Зимин. Помню его еще по играм ярославского «Торпедо», а всего он 27 лет с командой…
Вообще команда конечно очень родная всему городу просто потому что много мальчишек ходило или ходит в спортшколу «Локомотив». Получились из них спортсмены или нет, но очень многие семьи через эту школу проросли связями, интересом, любовью к своей команде. Не случайно игроки презжают приезжали в Локо легко и так по–домашнему…

Нашел интервью Зимина, интересное от 04 декабря 2001:

Сегодня нашим собеседником является врач «Локомотива» Андрей Зимин.
— Андрей Валерьевич, известно, что до прихода в спортивную медицину вы долгое время сами занимались спортом. Пожалуйста, расскажите о вашей карьере.
— Да, я занимался спортивной гимнастикой. Довольно долго – 13 лет. Кстати, вместе с массажистом «Локомотива» Сашей Беляевым. В 1981 году мы на пару выполнили норматив мастера спорта. В то время получить такое звание было сложно. А какой–то особенной карьеры у меня не было: ни в какие сборные не входил, медали не завоевывал… В общем, «обычный мастер спорта» (улыбается).
— И как же так получилось: столько лет отдали гимнастике, а работать пошли в хоккей?
— Институт я закончил в 1985 году. В то время было очень сложно сразу после учебы попасть в спорт. Существовало строгое обязательное распределение, и нас в большинстве своем отправляли в сельские больницы. Меня, например, – в Пошехонье–Володарск. Я говорил декану нашего факультета, что хочу работать в спортивной команде, на что он отвечал мне: «В «медвежьем уголке» ты будешь работать!»
Вообще–то у нас спортивная медицина не развита. Ни тогда, ни сейчас пока не блещет. За исключением профессиональных клубов в командных видах спорта: там медицина развивается стремительно. Это понятно: есть средства, создаются все условия. А в гимнастике или где–то еще – нет. Шансов поработать на хорошем уровне никаких. Я еще за полгода до получения диплома начал думать: что делать? Сначала я даже пошел в футбол. Пришел в ФК «Шинник», но мне там, мягко говоря, отказали: «Еще не закончил институт, ничего из себя не представляешь, молодой…» Общие спортивные друзья порекомендовали обратиться в хоккейное «Торпедо». Тогда главным тренером работал Сергей Николаев, и он мне сказал: «Заканчивай учиться и приходи. Необходимость в персонале есть». Можно сказать, что с его подачи я и начал работать в хоккее. Была вакансия и помогло благоприятное стечение обстоятельств. Пришел – и сразу в основную команду. Вот уже 17–й сезон работаю…
— Ничего себе! Неужели так долго?!
— Да уж. Время летит. Мне и самому начинает казаться, что это не я, и про кого–то другого тут рассказываю (улыбается).
— Вам довелось сотрудничать с разными тренерами, каждый из которых исповедовал свой собственный стиль тренировок. Как это отражалось на специфике работы врача?
— Конечно, методы и принципы работы каждого специалиста отражаются на нагрузке медиков. У нас в России ситуация вообще особенная, такой нет нигде. Во всем мире врачи работают в больницах, медицинских центрах и приходят только на игры. Они не находятся от зари до зари с командой, а проводят с ней короткие промежутки времени. Нет такого понятия «командный врач». А с тренером сотрудничают люди определенной квалификации для того, чтобы если вдруг что–то случится – уметь оказать первую помощь, быстро сориентироваться… У нас же все по–другому. Врач неотступно находится с игроками. С одной стороны есть масса плюсов: существует возможность лучше узнавать ребят, на ранних стадиях выявлять любые проблемы. Но и минусов хватает: врач в России является подчиненным сразу многих: главного тренера, руководства клуба, поэтому постоянно находится в определенной зависимости. Вот, например, получил игрок травму. В принципе ему вроде бы желательно месяц не тренироваться. Зарубежный врач скажет об этом тренеру, и тот должен выполнять предписания. А я не всегда свободен (особенно так было раньше) принимать самостоятельные решения. В этом и есть некоторые принципиальные различия. Скажем, я говорю: «Две недели игроку не стоит тренироваться», а главный тренер спрашивает: «Если есть такая возможность, то может, через неделю?» И моя задача попытаться поставить его на ноги, вернуть в строй по возможности раньше. Я должен прислушиваться и иногда поступаться своими принципами.
— Разве это не идет вразрез с медицинской этикой?
— Это не вопрос медицинской этики, это просто особенности работы спортивного врача. Приходящий врач, который просто контактирует с клубом, обычно ставит свои условия, необходимые для лечения. Другое дело, что тренер может на них не пойти, но в таком случае не исключено, что потом он может поплатиться за это… У нас врач команды постоянно должен брать на себя повышенную ответственность. Это ни в коем случае не означает, что мы не готовых ребят выпускаем в бой, просто я должен гораздо больше работать, чтобы скорей их восстановить, вернуть в строй. Хотя чем дольше я работаю, тем больше убеждаюсь, что надо уметь отстаивать свои принципы, давать хоккеистам больше времени на восстановление. Сейчас я благодарен нашим наставникам за то, что они часто поддерживают меня. Допустим, получил игрок травму, и главный тренер говорит, что ему надо дать отдохнуть какое–то время. На что я всегда отвечаю: «Большое спасибо, я тоже так считаю!»
— Говорят, что серьезные физические нагрузки значительно ослабляют здоровье спортсменов, и они более подвержены всяким простудным заболеваниям. Вам в таком случае за чем сложнее следить: за тем, чтобы игрок не получил травму, или чтобы не простудился и не заболел?
— Да, есть такое мнение: чем лучше физическая форма, тем слабее иммунитет. Это на самом деле так. Приходится следить и за здоровьем игроков, стараться уберечь их от простудных заболеваний… Сейчас вот я считаю, что в очень хорошей форме находится Володя Антипов, вышел на пик своих физических кондиций. И я ему постоянно говорю: «Вова, следи за собой, одевайся теплее, не болей…» А уберечь от травм, я думаю, невозможно. Кстати, есть парадокс: выходит человек на пик своей формы, но у него ослабляется иммунитет, зато, чем лучше физическая форма у игрока, тем меньше он травмируется. Тренеры так и говорят: травмы бывают у тех, кто плохо разминается и тех, кто находится в неважной форме. Иногда мы даже подшучиваем по этому поводу. Например, недавно на Шведских играх в одном из матчей Подомацкому в заключительной двадцатиминутке попала шайба в ребро. Я и говорю ему: «Что, Егор, вот видишь – плохо размялся перед третьим периодом и получил травму…» (улыбается)
— Есть спортсмены–везунчики, которые за всю свою карьеру умудряются избежать серьезных травм, а есть, наоборот, неудачники, постоянно «выбывающие из строя». Вы не могли бы рассказать о подобных случаях в нашей команде?
— Вообще, я думаю, что уж если складывается все удачно, то карьера целиком, а не какие–то ее составляющие. Есть люди, которым приходится вытерпеть столько лишений и невзгод, чтобы, например, пробиться в свою родную команду – Саша Ардашев, Ваня Ткаченко… А кому–то, наоборот, даже усилий прилагать не надо – все само приходит. Так и на льду. Но я, кстати, считаю, что те, кто испытал тяготы, совсем по–другому, более серьезно, смотрят потом на жизнь, на свой клуб. Что касается травм, то я думаю, что как таковых «везунчиков» нет: хоккей – контактный вид спорта: постоянные единоборства, силовая борьба, столкновения — все проходят через это. А неудачники… Вот у нас в команде когда–то был такой хоккеист – Сергей Шиханов. Его постоянно мучали травмы: мы ему только плечо вылечили — голеностоп травмировал. Поправили голеностоп – опять плечо или еще что–нибудь… Вроде бы не очень серьезные травмы были, но их череда — затягивала…
Авторитет приходится постоянно доказывать
— В последнее время участилось число антидопинговых скандалов. При чем, вид запрещенных препаратов меняется с такой скоростью, что спортсмены, порой, даже не успевают уследить за возможными изменениями. Как вы стараетесь этого избежать?
— Допинги – очень трудный вопрос. Но сейчас сами хоккеисты в какой–то степени освобождены от всех этих волнений и переживаний. Они подписывают бумагу и снимают с себя ответственность за все принимаемые препараты. Но при этом они обещают ничего не принимать без ведома врача, и должны это выполнять. Таким образом, вся ответственность накладывается на группу людей, и, прежде всего – на медиков, которые обязаны за всем этим следить. А следить – невероятно сложно. Вопросы о запрещенных препаратах поднимаются постоянно – на конференциях, медицинских встречах. Федерация время от времени присылает списки со всеми изменениями и дополнениями. Сейчас трудно уберечься от подделок. Вероятность «попасть» очень велика. Существуют вроде бы обычные препараты от ОРЗ, например, в которых могут находиться запрещенные вещества. Вот сейчас постоянно рекламируют обычное средство от простуды «Terra–Flu», а оно содержит псевдоэфедрин, который, естественно, запрещен. Нужно следить и за тем, чтобы, заболев, игрок не пошел в аптеку и не купил себе что–то.
Вообще, к плей–офф и решающим играм я стараюсь сводить к минимуму применение абсолютно всех препаратов, за которые неуверен. У нас существует политика клуба: никаких запрещенных средств. Контроль возложен, разумеется, на меня. Я в жесткой форме предупрежден о личной ответственности.
— Чтобы команда не была замешана ни в каких историях, как в позапрошлом сезоне новокузнецкий «Металлург», когда его игроков обвинили в применении допинга?
— Их не обвиняли. У них конкретно нашли запрещенный препарат. Хотя по тому, как соблюдалась методика проведения допинг–контроля, у них ничего не должны были найти. Я был крайне удивлен, когда нашли. Пробы взяли после второй игры, а результаты стали известны и обнародованы уже после того, как закончилась вся серия. Смысла никакого, просто сделано «для галочки».
— Отражаются на вашей репутации всевозможные проблемы с нашим клоубом (вспомним, 1997 год), даже если потом они разрешаются?
— Конечно, отражаются. Я скажу больше: отразиться может даже маленькая ничего не значащая ошибка. В хоккейной команде авторитет и заслуги надо постоянно подтверждать: и самим игрокам, и всем остальным, включая меня. Совершил просчет – снижается уровень доверия ребят, и его надо снова завоевывать. Надо стараться не допускать никаких ошибок, хотя это сложно в любой сфере деятельности, а в медицине – особенно.
Почти «семейный доктор»
— Вы уже, наверное, не только «врач команды», но и «семейный доктор» для каждого из хоккеистов. Ребята частенько обращаются по каким–то личным вопросам?
— Обращаются, конечно: и игроки, и их жены. Особенно на «семейных» сборах, куда все хоккеисты с супругами и детьми приезжают, такое происходит – ужас! (Улыбается) Но я всегда стараюсь действовать с первым главным медицинским принципом: «Не навреди!»
— Между вами и игроками большая дистанция?
— Она есть и, думаю, что должна быть. Иногда возникают ситуации, когда мне необходимо что–то потребовать. В таком случае мне легче это сделать, если есть дистанция. Хотя вообще–то я никогда не задумывался об этом. Она возникает сама собой – где–то больше, где–то меньше. Что касается меня, то лично я хотел бы, чтобы дистанция была, но не очень большая. Вдобавок она нередко зависит от того, какой тренер работает с командой. При Петре Воробьеве дистанция между мной и хоккеистами была на порядок больше. Это особенности работы наставника. Сейчас она снова сократилась. Кстати, все это опять говорит о том, что я – человек, зависимый в какой–то степени от обстоятельств.
С сегодняшними ребятами у меня существенная разница в возрасте. Ну, не совсем существенная, конечно… (улыбается). Когда я только начинал работать, я был или таким же, или младше большинства хоккеистов. Тогда в «Торпедо» играли Яковлев, Пачкалин, Крючков… Спустя некоторое время игроки были сплошь мои ровесники. У меня появилось много друзей, мы встречались, общались семьями, справляли праздники. Среди них и Затевахин, и Зайцев и Усанов…Сейчас опять постепенно появляется разница в возрасте, и в связи с этим очень уж близких отношений быть, наверное, не может. У нас разные взгляды на жизнь, увлечения… Продолжение…
_________________________

Игорный бизнес кормят люди, не понимающие цену денег.

Tweet